Буду ненавидеть, если смогу, а не смогу, буду любить против воли... (с)
По Твиттеру гуляет флешмоб. Я таки тоже решила поучаствовать. Вот такой он мой стиль - звериный) Пояснение для тех, кто не в курсе кто есть кто) Это у нас герои китайских новелл Мосян Тунсю, которых я превратила в животных: Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ из "Системы "Спаси-себя-сам" для главного злодея" Вэй Усянь и Лань Ванцзи из "Магистра Дьявольского культа" Се Лянь и Хуа Чэн из "Благословения небожителей"
Буду ненавидеть, если смогу, а не смогу, буду любить против воли... (с)
Дописала! и таки добралась до днева, чтобы выложить. Новое: начиная от седьмой жемчужины белого ожерелья.
Название: Ожерелье Автор:Снежная Ная. Фандом: "Магистр Дьявольского культа" / Mo Dao Zu Shi. Персонажи/пейринги: Лань Чжань/Вэй Ин, Лань Хуань, Цзян Чэн, Цзинь Лин, Лань Юань, Лань Цзин И Жанр: Романтика, Ангст, Флафф, Пропущенная сцена Размер: серия драбблов. Рейтинг: PG-13. Статус:закончен. Дисклеймер: на персонажей не претендую. Размещение: Только с моего разрешения. Описание: Когда Вэй Ин покинул этот мир, единственное что осталось Лань Чжаню - это воспоминания. Примечания автора:читать дальше...Идея не нова, да и внешне фанф из себя представляет скорее серию драбблов, чем полноценный фанфик, но написать очень хотелось, и я рискнула выложить на общий суд сие творение.
Когда Вэй Ин покинул этот мир, единственное что осталось Лань Чжаню - это воспоминания. Осколки прошлого, неясные призрачные видения, насквозь пропитанные скорбью и горечью сожалений. Отказаться бы от них, отбросить прочь и жить дальше. Но вместо этого Лань Чжань бережно хранил каждое, низал подобно драгоценным жемчужинам на красную нить судьбы, когда-то давно связавшую двух людей незримыми узами. И пока горела алым эта тонкая нить, тлела в душе и надежда, давая черным от неизбывной тоски жемчужинам мягкий перламутровый блеск.
Жемчужина первая. - Музыка успокаивает, - уверяет Лань Хуань, настойчиво укладывая на колени Лань Чжаня гуцинь и предлагая сыграть. Сыграть для него, своего родного брата. - Ну же, уважь мою просьбу, Лань Чжань. Ван Цзи не желает брать в руки инструмент, не хочет ни перед кем раскрывать свое сердце, но привык доверять брату - он старший, ему виднее. Что же исполнить? Лишь одна мелодия звучит в душе Лань Чжаня, готовая в любой момент выплеснуться в мир. Но едва пальцы невесомо касаются струн, извлекая из них первый стонущий звук, заклинатель тут же передумывает, сплетая совсем иную мелодию, красивую, бесконечно грустную, безупречную, но абсолютно ничего для него, Ван Цзи, не значащую. Заметил ли Лань Хуань фальшивую первую ноту? Если и заметил, то не сказал ни слова. Струна лопается внезапно, с резким пронзительным звуком, ломая мелодию, больно бьет по пальцам, рассекая их в кровь, словно гуцинь не в силах больше терпеть диссонанс между звучащей в душе мелодией и исполняемой. Все верно, Лань Чжань хочет любить, а не скорбеть. Алые капли пятнают инструмент, но как ни странно легче и в самом деле становится. Хотя нет, не легче, понятнее. Провожая брата, Ван Цзи уже знает, что будет делать дальше, он продолжит жить и сражаться, идти широкой праведной дорогой на радость дяде, но всегда будет поступать правильно, в согласии со своим собственным сердцем, не считаясь с мнением окружающих. А еще продолжит ждать и надеяться, что хотя бы в следующей жизни они будут вместе. А та, заветная мелодия, пусть она останется тайной только для них двоих. Для Лань Ван Цзи и Вэй У Сяня. Рожденная среди тьмы и холода, приправленная нотками тревоги и скорби, согретая неожиданными пониманием и сочувствием. Когда разделенная на двоих боль вдруг перестала казаться столь невыносимой, а робкие ростки неясного еще теплого чувства расцвели буйным цветом на благодатной почве. Никто, кроме Вэй Ина, больше не услышит ту мелодию. Даже наедине с собой Ван Цзи не позволит себе ее играть, глубоко в душе опасаясь, что кто-то чужой услышит, украдет, осквернит. То была первая жемчужина в ожерелье воспоминаний Лань Чжаня.
Жемчужина вторая. "Музыка успокаивает", - как мантру твердит про себя Лань Си Чэнь и не верит ни единому слову, потому что Лань Чжаню, внимательно вслушивающегося в мелодию флейты брата, не становилось легче. Он видел это в неуловимом наклоне головы, в том, как побелели костяшки пальцев, сжимающие подвешенный на поясе нефрит, во взгляде, что тот упрямо отводил. Лань Чжань так часто слышал тревожные властные звуки флейты Вэй Ина, но никогда та не играла лично для него. Почему мертвецам досталось такое удовольствие, как слышать его колдовскую игру каждый день? Почему не Лань Чжаню, тому, кто всегда готов был откликнуться и поддержать, кто столько лет любил, преданно и беззаветно? Душа Лань Чжаня всегда была подобна открытой книге для старшего брата. Си Чэнь видел все. Но что он мог поделать? Сяо звучит совсем иначе, чем флейта ди, да и руки держащие инструмент... не те. Что он мог поделать? Только продолжать играть.
Жемчужина третья. Это был уже своего рода ритуал. Раз в год в один и тот же день спускаться в Гу Су, покупать кувшин "Улыбки императора", тайком под покровом ночи проносить его через ворота в Облачные Глубины, лишь для того, чтобы спрятать вино у себя в дзинши. Почему тайком? Пусть никто не посмел бы его остановить, но остатки гордости требовали сохранять хотя бы видимость благочестия. А вот ответить на вопрос, зачем вообще так поступает, Лань Чжань не мог даже самому себе. Пить сам это вино Ван Цзи не собирался. Возможно, он просто надеялся? Что однажды Вэй Ин вернется, что рассмеется громко и задорно обнаружив такой неожиданный грешок на репутации безупречного Второго Нефрита, как тут же единолично выпьет целый кувшин, а после будет дергать и подкалывать смущающегося Лань Чжаня, хихикать, предлагать разделить вино с ним. И тогда Ван Цзи не сможет отказаться.
Жемчужина четвертая. Лань Си Чэнь не одобрял упрямого стремления брата терзать себя прошлым, раз за разом вскрывая старые раны и не давая тоске по утраченному переродиться, наконец, в тихую светлую грусть, однако навязывать свое мнение не решался. Каждый раз, заглядывая в поблекшие глаза брата, он остро ощущал свою вину - ведь это он когда-то отправил адептов Ордена Гу Су Лань в поддержку Цзян Чэну, осаждающему гору Луань Цзан. Тогда такое решение казалось правильным и единственно возможным. Он и сейчас, увы, не сомневался что поступил правильно - Вэй Ин уже перешел грань, намертво завяз в гнилом болоте, попирая все человеческие законы, его нужно было остановить. Однако это же решение лишало сейчас Си Чэня права давать советы. Сам Лань Чжань ни в чем не винил брата и принесенную им корзинку с ранними фруктами принял с благодарностью. Локвы были сочными и очень сладкими, но Ван Цзи не сомневался, что та единственная из рук Вэй Ина была бы вкуснее стократ.
Жемчужина пятая. Приезжать в Юнь Мэн, где его больше никто не ждет, Лань Чжань не хотел совершенно. Но не все в мире случается по нашему желанию, и сопровождать брата в этом визите пришлось. Возможно Юнь Мэн и в самом деле был красивым душевным городом, как уверял Вэй Ин, но Лань Чжань не желал это выяснять. И вместо любования городскими красотами, не сводил глаз с лотосов. Нежно-розовые цветы сплошным ковром покрывали водную поверхность, оставляя для лодок лишь узкую протоку, они лениво покачивали своими тяжелыми чашами из лепестков, тянулись к теплу и свету, что щедро дарило им солнце. И пусть для семян еще был не сезон, но Лань Ван Цзи как три тысячи правил собственного Ордена помнил истину, что поведал ему один неугомонный человек с алой лентой в волосах - сорванные с длинным стеблем, лотосы намного вкуснее.
Жемчужина шестая. Юный глава Ордена Цзян встретил их на причале. Гордая осанка, решительный взгляд, четкая уверенная поступь, в каждом его движении сквозили властность, мощь и уверенность в собственных силах. И только звон юньмэнского колокольчика при очередном слишком резком движении выдавал, что на душе у него не так уж и спокойно. Серебряный колокольчик Ордена Юнь Мэн Цзян является отличительным символом Ордена, он помогает очистить разум и сосредоточиться: очень дисциплинирует, знаете ли, необходимость постоянно концентрировать частицу своей духовной энергии на талисмане, чтобы не звенеть на каждом шагу, как танцовщица на фестивале. Столь опытному заклинателю как Цзян Чэн не составило бы труда заставить колокольчик молчать в любой ситуации. Так сколь же сильны должны были быть его душевные метания сейчас? Ступив на причал Пристани Лотоса, Лань Чжань ожидал увидеть триумфатора, победителя великого зла, его же глазам предстал человек смертельно уставший терять родных людей и только что потерявший еще и брата. А еще Ван Цзи внезапно вспомнил, как часто слышал перезвон колокольчика Вэй Ина, когда тот вертелся подле него. Неужели У Сяня так волновала близость Лань Чжаня? Но почему?
Жемчужина седьмая. На территории Облачных Глубин запрещено держать домашних животных. Всякий раз, вспоминая это правило и рассматривая поляну, буквально усеянную беленькими пушистыми комочками, Лань Чжань испытывал легкую нотку вины, однако быстро себя одергивал. Он вовсе не держит домашних животных, эти кролики здесь живут, а Второй Нефрит лишь иногда заботится о них. Ведь это правильно, проявлять заботу к тем, кто слабее тебя. Разве не так велит устав Ордена? Среди этих кроликов давно уже нет тех двух самых первых, подаренных Вэй Ином - век грызунов не долог - но возможно где-то здесь продолжают щипать травку их дальние потомки. Жизнь не стоит на месте, застрял в прошлом только сам Ван Цзи. Отстаивая этих кроликов, Лань Чжань когда-то впервые посмел противостоять своему дяде, вместе с братом найдя таки лазейку в незыблемых правилах Ордена. Лань Ци Жэнь был потрясен напором племянников, но они так редко что-то просили, и тем более какой вред может быть от двух маленьких грызунов? И пусть Лань Ци Жэнь чуял некий подвох, распознать, в чем именно тот заключается, так и не сумел. А когда понял, было уже поздно. К подарку несносного Вэй У Сяня успели привязаться не только Лань Чжань и адепты из числа самых младших, но и сам непоколебимый прежде учитель Лань.
Жемчужина восьмая. - В этом рисунке есть душа, - сказал однажды Си Чэнь, застав брата за неожиданным занятием, праздным любованием, хотя совершенно точно сейчас он должен был переписывать трактат о травах по поручению дяди. А заглянув ему через плечо и опознав в изображенном на бумаге юноше с игривым цветком в волосах собственного брата, удивился еще больше. - Кто подарил его тебе? Ван Цзи промолчал. Впрочем, Си Чэнь и сам догадался - в мире существует только один человек, способный привести брата в такое смятение. - В этом рисунке есть душа, - сказал Си Чэнь. Но как такое возможно? Лань Чжань не верил. Вэй Ин лишь играл тогда, насмешничал в очередной раз, желая отвлечь его внимание, смутить, вывести из себя. Лань Чжань не верил в искренность У Сяня, но не мог перестать придавать этому рисунку слишком большое значение. Рисовать же легко, разве нет? Си Чэнь - прекрасно владеет кистью, сумеет и Лань Чжань. Да, он нарисует Вэй Ина, тоже посмеется над ним, и убедится, наконец, в бессмысленности его подарка. Кисть привычно опустилась в ладонь. Чернильные линии ложились четко и аккуратно, штришок за штришком, вырисовывая изгибы и окружности, углы и полосы. В каллиграфии Ван Цзи не было равных, иероглифы, выходившие из-под его пера, были идеальными. Полюбовавшись на свое нынешнее творение, Лань Чжань обреченно вздохнул, наконец признавая, что в его всеми воспеваемом безупречном образе обнаружился очередной изъян. Лань Чжань абсолютно, совершенно, ни на гран не умел рисовать. Даже кроликов, на начертание которых он переключился, понадеявшись, что изобразить их проще, чем человека. Затея заткнуть за пояс Вэй Ина с треском провалилась, и теперь Лань Чжань смотрел на свой портрет с еще большим трепетом. Осознав, что уже уйму времени занимается не тем, чем следовало, Ван Цзи поспешил убрать отвлекающий фактор с глаз долой, спрятав его меж страниц одной из книг. То, что и книга, и рисунок уцелели в пожаре, превратившем большую часть Облачных Глубин в пепелище, иначе чем чудом не назовешь.
Жемчужина девятая. Символом Ордена Лань Лин Цзинь являлся белый пион особого сорта "Сияние средь снегов". Цветок воистину прекрасный: стройные высокие стебли, гордо тянущиеся к солнцу крупные бутоны с нежными махровыми лепестками, что белее снега на горных вершинах. Прогуливаясь вокруг Башни Кои, Ван Цзи успел вдоволь налюбоваться ими и даже устать от их великолепия. Он уже подумывал вернуться в свою комнату и оставшееся время до ужина посвятить чтению, когда его случайный взгляд упал на скромно примостившуюся в тени одной из хозяйственных построек клумбу, также благоухающую пионами, но не в пример более пеструю. Сиреневые, малиновые, кремовые, даже желтые цвета являли собой яркую жизнерадостную палитру - отрада для глаз после безупречной холодной белизны. Но прикипеть взглядом Лань Чжаня заставил едва не затерявшийся среди этой радуги одинокий розовый пион. Когда-то Вэй Ин подарил ему такой же. Вообще-то У Сянь подарил ему целый букет, подговорив безымянных девиц осыпать Лань Чжаня разноцветными благоухающими цветами, но пион... пион был единственным цветком, который Вэй Ин сам бросил Ван Цзи. Знал ли У Сянь язык цветов? Если знал, то что хотел сказать? У пиона немало значений. Хотя какие могут быть сомнения? В ту пору Вэй У Сянь умел только насмешничать над Лань Ван Цзи. Рука сама потянулась к цветку, невесомо коснулась шелковистых лепестков. Срывать пион Лань Чжань и не подумал. Пусть живет. Хотя бы он. Резко развернувшись, заклинатель зашагал прочь, весь последующий вечер старательно не обращая внимания на встревоженный взгляд брата. "Твоя гордость невыносима," - вот что сказал Ван Цзи пушистый розовый пион, подаренный ему Вэй Ином.
Жемчужина десятая. А еще та мимолетная встреча, наполненная сладким запахом цветов и острой болью в груди, когда его искренние слова в очередной раз остаются неуслышанными и непонятыми, принесла Лань Чжаню еще одно открытие. Хотя он так и не смог оценить, что за прелесть Вэй Ин находит в этом обжигающем язык и горло нестерпимо остром привкусе красного перца, напрочь заглушающем подлинный вкус блюда. Но помогла в полной мере осознать, насколько пресной и неинтересной казалась традиционная в Облачных Глубинах пища для этого пламенного человека.
Жемчужина одиннадцатая. Никто кроме Лань Хуаня так и не узнал, что за ребенка Лань Ван Цзи притащил в Облачные Глубины, где его нашел, почему так радел о нем, зачем настоял на принятии не просто в Орден, но в клан. Мальчика Лань Чжань представил как А-Юаня. Исхудавшее, сгорающее в лихорадке, тельце мелко дрожало в его руках, на лице ребенка цвел горячечный румянец, а из глаз по впалым щекам непрерывно стекали крупные слезы. Ребенка нужно было срочно спасать! Три дня А-Юань пролежал в беспамятстве, заставляя Второго Нефрита в тревоге метаться по комнате под недоуменными и испуганными взглядами лекарей, брата и дяди. Лань Чжань ничего не мог с собой поделать, словно те шуточные слова Вэй Ина были правдой, словно этот ребенок и в самом деле был его, Вэй Ина, сыном. Лишь на четвертый день наступило улучшение, и А-Юань наконец пришел в себя. Медленно открыв мутные еще глаза и оглядев венок из склонившихся над ним лиц, малыш безошибочно выделил среди них единственный знакомый "цветочек" (при этом не спутав его с приветливо улыбающимся ликом Лань Си Чэня) и с невнятным всхлипом повис на Лань Чжане. Худые ручки неожиданно сильно обхватили шею, нос уткнулся в пахнущие сандалом волосы, а щуплое тельце сотряслось от рыданий. А-Юань плохо помнил, что произошло (и к счастью), но очень четко осознавал, что все потерял. И шептал на ухо Лань Чжаню свои откровения, рассказывал, ничего не скрывая, выплескивал все свои чувства. Тихо-тихо. Только ему. О бабушке, теплой и уютной, умеющей печь замечательные лепешки. О тете, строгой, но всегда лохматившей ему волосы при встрече. О дяде со странно холодными руками и с такими надежными объятиями. О многих людях, что улыбались ему, и чьи имена он к своему стыду не помнил. И о тьме, страшной и опасной, но доброй и справедливой, что часто смеялась и любила играть с ним. Лань Чжань гладил ребенка по голове, из-за комка в горле не в силах вымолвить и слова, с трудом сдерживая подступающие к глазам слезы. Он тоже скучал по той тьме.
Жемчужина двенадцатая. Последним элементом одежды, облачаться в которую надлежит адепту Ордена Гу Су Лань при пробуждении ото сна, является клановая лобная лента, незыблемый символ его благочестия и дисциплины. Нежный белый шелк с узором из стилизованных облаков привычно ложится в ладонь Лань Чжаня. Медленно пропуская ленту сквозь пальцы, словно расправляя невидимые складки, Ван Цзи в очередной раз замечает, как неуловимо дрожат его руки. С досадой он отбрасывает ленту в сторону, чтобы не измять тонкий шелк в своих судорожно сжатых кулаках. Эта лента не была той, что сорвал с его головы Вэй Ин во время соревнования лучников. Не была она и той, которую бесцеремонный У Сянь использовал, чтобы подлатать раненую ногу Лань Ван Цзи. Не эта лента была в волосах Второго Нефрита, когда тот пошел против своего же Ордена, защищая беспомощного Вэй Ина. И даже не с этой лентой Лань Чжань рыскал по обугленной горе Луань Цзан в поисках хоть чего-то, что осталось после гибели Старейшины И Лин. Так почему же каждый раз, каждый демонов раз, обвязывая эту ленту вокруг головы, он всегда вспоминает Вэй Ина? Полоса белого шелка с узором из стилизованных облаков привычно пересекает лоб адепта Ордена Гу Су Лань, ярко выделяется в черных, идеально причесанных волосах, ни единой лишней складки не портят ее безупречности. Как и всегда длинные концы ленты изящной волной свисают ниже талии, развеваются на каждом шагу, трепещут от малейшего дуновения ветра. Ничто не выдаст окружающим утреннего срыва достопочтенного Хань Гуан Цзюня. Только А-Юань взглянет встревоженно. И промолчит.
Жемчужины тринадцатая и четырнадцатая. Шрамы на спине, как утешение - ты пытался. Клеймо на груди, как обвинение - ты не сумел. И кажется таким несправедливым, что по прошествии стольких лет шрамы продолжают саднить, гореть огнем, соприкасаясь с ледяной водой источника, а боль от клейма утихла уже через несколько дней. Чужой взгляд в спину заставляет Лань Чжаня выплыть из задумчивости, резко развернуться, рвануть на себя ткань лежащих на бортике одежд в попытке прикрыть позорные для любого адепта Лань отметины. Впрочем, глядя в испуганные глаза А-Юаня (ныне отзывающегося на имя Лань Сы Чжуй) Ван Цзи понимает - поздно. Следует наказать юношу за потревоженное уединение учителя, за невольное нарушение правил, но... не хочется. Легкое касание пальцев к губам - молчи об увиденном. В ответ зажмуренные глаза, для надежности еще и укрытые ладонями - да я все равно ничего не видел! Эти двое давно научились понимать друг друга без слов. Лань Чжань уходит медленно и степенно, так и не сказав ни слова, оставляя А-Юаня наедине со своими мыслями и предположениями. Лань Чжань не сожалеет о прерванном омовении, все равно холодный источник давно не справляется с возложенной на него миссией успокаивать и дисциплинировать разум - с ним тоже связаны воспоминания.
Жемчужины очередные. Для первой ночной охоты Лань Ван Цзи выбрал для своих учеников добычу достаточно крупную и опасную, чтобы потешить самолюбие юных адептов, и достаточно предсказуемую, чтобы самому не сгорать от беспокойства. Горячие головы юных адептов хитрости не распознали, а Лань Сы Чжуй, вызвавшийся помогать Хань Гуан Цзюню и как самый опытный возглавивший группу юных адептов, не стал раскрывать им все грани коварства их учителя. В свое время он также попался на уловку. Забавно, но, как оказалось, размышлял подобным образом не только Лань Ван Цзи. Каковы шансы посреди огромного дикого леса повстречать старых знакомых? Стопроцентные. Если Цзян Чэн и был не рад встрече, то виду не подал, лишь молча поприветствовал кивком Второго Нефрита. Подле мужчины вертелся юноша, почти ребенок. Пусть Лань Чжань никогда прежде не видел племянника Цзян Чэна, но узнал с первого взгляда. По золотым одеждам с пионом на груди. По золотому мечу. По дерзкому взгляду, доставшемуся в наследство от отца. По мягкой улыбке матери. Цзинь Лин. Единственный сын любимой шицзе, последняя отрада дяди. Пожалуй... сложись все иначе... Вэй Ин определенно любил бы этого ребенка ничуть не меньше своего шиди. И несомненно... если когда-нибудь этому гордому мальчику понадобится помощь, если дяди не окажется рядом, он, Лань Чжань, первым примчится на зов. Потому что так будет правильно. Потому что этого хотел бы Вэй Ин. Неожиданно из леса со звонким лаем вылетает молоденький угловатый и нескладный еще пес, смутившись под множеством укоризненных взглядов (Чего добычу распугиваешь?), он резко замолкает и степенным шагом, пытаясь подражать взрослой умудренной опытом собаке, занимает место подле своего хозяина. То, что хозяином оказывается Цзинь Лин, отчего-то ничуть Лань Чжаня не удивляет. Неожиданностью становится кличка животного: что еще за Феечка? "Интересно, - невольно задается вопросом Ван Цзи, - позволил бы Цзян Чэн своему племяннику собаку, будь жив Вэй Ин, оставайся он шиди главы Ордена Цзян?" Лань Чжань отлично помнил, каким ужасом исказилось лицо У Сяня при виде собаки, пробравшейся в Облачные Глубины вопреки правилам, как проворно он взлетел на дерево и схоронился средь листвы на самой верхушке. Этот страх позабавил Лань Чжаня, не ожидал он от столь дерзкого и самоуверенного мальчишки как Вэй Ин столь всепоглощающего ужаса. Но слабостью, случайно всплывшей на свет, Ван Цзи так и не воспользовался, как бы ни изводил его Вэй Ин, как бы ни язвил, ни жалил своими словами и действиями, бить по больному сам Лань Чжань считал ниже своего достоинства. Взрослые встали в стороне, не мешая детям знакомиться, спорить и тихо переругиваться, деля шкуру еще не добытого тигра. Общение со сверстниками всегда полезно. А уметь находить общий язык, слушать собеседника, идти на компромиссы и сплачиваться перед лицом общей опасности полезнее вдвойне. Адепты, увы, умудрились провалиться еще на первых пунктах - взаимопониманием между ними и не пахло. Стоит ли удивляться, что охота в ту ночь не задалась? Примчавшиеся на шум Лань Ван Цзи и Цзян Чэн застали на поляне вместо попавших в беду юных адептов именитых Орденов безобразную деревенскую драку. По земле, намертво сцепившись, катались Цзинь Лин и Лань Цзин И, мечи давно были отброшены, и в ход шли только кулаки, а иногда и зубы, поскольку найти более эффективного способа заставить противника выпустить из цепких рук твой хвост в пылу драки не представлялось возможным. Ошметки травы и комья грязи разлетались во все стороны, золотые и белые одежды уже успели превратиться в равномерно бурые. И все это под аккомпанемент громкого лая Феи, переживающей за хозяина, и отчаянное шипение (дабы не осквернять свою речь ругательствами) не знающего, как прекратить этот беспредел, Сы Чжуя. Увидев новоприбывших, юноша потерянно прошептал: - Хань Гуан Цзюнь... Глава Ордена Цзян... Клубок дерущихся мгновенно распался на составляющие, и Сы Чжуй остро пожалел, что не догадался раньше прибегнуть к этому простому способу - прикинуться, что по их души заявились старшие. Врать конечно нехорошо, но все лучше, чем позорить клан. Неизвестно, как наказал племянника за безобразную выходку на охоте Цзян Чэн, но Второй Нефрит проявил в ту ночь удивительное снисхождение к молодежи. Маленькая благодарность от учителя ученикам за приятно проведенное время. Лань Ван Цзи давно не было так весело.
Перебирая жемчужины воспоминаний, Лань Чжань признавал, что ожерелье получилось восхитительным, уникальным, редкого черного жемчуга, но кто бы знал, сколь многое готов был отдать Лань Ван Цзи за то, чтобы эта драгоценная красота превратилась в низку незатейливых белых жемчужин, счастливых и светлых.
Когда в ладонь Лань Чжаня упала первая белая жемчужина, он не поверил своим глазам. Но та была, самая настоящая, осязаемая, гладкая и теплая, она перекатывалась на ладони, сверкала перламутровыми боками. Бесценная. Первая.
Жемчужина первая. Далекая флейта отчаянно фальшивила. Мелодия то переливалась колокольчиком на ветру, легче и трепетнее крыльев бабочки, то срывалась с надсадным предсмертным хрипом, чтобы через мгновение вновь взвиться звонкой птицей, распахнувшей свои призрачные крылья выше деревьев. В ночной тиши звуки флейты казались оглушительными, резали слух несовершенством мелодии, и пугали льнущую к земле тьму своей подавляющей волей. Неизвестный темный заклинатель четко знал, чего желает, беря в руки музыкальный инструмент. Знал, как добиться желаемого, даже при столь безыскусной игре. Мастер своего дела. И Лань Чжань чувствовал, как тревожно вибрируют в унисон струны его собственной души. Ван Цзи давно отвык мчаться на зов каждой флейты - у Вэй Ина оказалось слишком много подражателей - но желание взглянуть на этого исполнителя казалось нестерпимым. Тем более в том же направлении скрылись и ушедшие на разведку ученики. Лань Чжань догадывался, кого увидит - поблизости бродит в поисках неприятностей только один темный заклинатель. Тот самый, что старательно строил дурачка перед адептами. И только адептов он и смог обмануть своим притворством. Лань Ван Цзи не ошибся. Скользя отрешенным взглядом по силуэту увлекшегося игрой музыканта и не зная, что предпринять. Остановить? Помочь? Внезапно изменившаяся мелодия покачнула мир, выбивая землю из-под ног, и Лань Чжаню пришлось опереться о ствол ближайшего дерева, чтобы устоять. Дыхание перехватило, сердце сбилось с ритма, срываясь на галоп, а краски мира вдруг стали нестерпимо яркими, неестественно четкими. Надежда, неверие, сумасшедшая радость затопили с головой, и резко сменились лютой злостью, едва Лань Чжань осознал, что видит. Опять он играет для мертвых! Да еще и эту песню! Как смеешь ты... Эту песню... Мелодию моей души, что была подарена только тебе... Как смеешь ты играть ее для посторонних? Да как ты только смеешь, Вэй Ин... Каким был, таким и остался. Ужасный человек, невыносимый, жестокий в своем незнании, талантливо выискивающий самые уязвимые места, с улыбкой полосующий по-тигриному острыми когтями сердце. И упрямо не замечающий, как стекает по рукам чужая кровь. Вот только такие мелочи уже не имеют никакого значения. Ты чувствуешь это, Цзян Чэн? Лань Чжань готов убивать. Лань Чжань готов умереть, но не подпустить к тому, кого прячет за спиной. И противник отступает. Когда-то давно Ван Цзи приглашал Вэй Ина в Гу Су, не раз и не два звал с собой, предлагал защиту, поддержку, дом. И всегда слышал в ответ отказ, презрение, насмешку. До этого дня. Вэй Ин сам не понял как доигрался. Лань Чжань не упустил свой шанс, ухватившись за мимолетно брошенные слова. И ощущая спиной неотрывный недоуменный взгляд У Сяня, после очередной попытки побега связанного по рукам и ногам и вновь усаженного на ослика под строгий конвой из юных адептов ордена Гу Су Лань, не мог сдержать предвкушающей улыбки.
Жемчужина вторая. Цвет глаз у Вэй Ина теперь другой: светло-серый, пасмурный, отливающий непривычной синевой в ясную погоду, но взгляд... лукавый взгляд из-под ресниц все тот же. И мягкая улыбка, такая знакомая и незнакомая одновременно, по-прежнему лишает Лань Чжаня дыхания и всякой воли к сопротивлению. Если бы Вэй Ин только знал, какую власть имеет над втором молодым господином клана Лань, безупречным Хань Гуан Цзюнем... Если бы он только знал... Голос мурлыкающий, ласкающий слух, обволакивающий, совершенно невероятный, зачаровывает. Тонкие музыкальные пальцы мягко обхватывают пиалу с вином, и руки сами тянутся принять напиток. Под этим взглядом Лань Чжань готов выпить даже яд. Вот же демон. Как есть демон. Искуситель. Ван Цзи пьян уже одним его долгожданным присутствием. Наутро Лань Чжань предсказуемо ничего не помнит, но довольный игривый взгляд Вэй Ина искушает вновь. И терпкий напиток в очередной раз опаляет горло. Он покорен. Но, увы, Вэй Ин по-прежнему отказывается это замечать.
Жемчужина третья. Глаза человека - зеркало его души. Глаза мертвеца, пусть даже поднятого и сознающего себя, пусты и безжизненны. Смотреть в них невыносимо, и Лань Чжань отворачивается, слушая только голос - так создается хотя бы иллюзия того, что собеседник еще жив. Теплая тяжесть на коленях успокаивает, обморок Вэй Ина давно перешел в здоровый сон. Он слишком устал. Мягко проводя ладонью по жестким волосам, путаясь пальцами в слишком длинной алой ленте, Лань Чжань жадно вслушивается в тихий хрипловатый голос Призрачного генерала, пропускает через себя каждое слово, цепляется за каждую скупую эмоцию, что оттеняет речь лютого мертвеца. Вэнь Нину, как оказалось, известно множество тайн того, кого он упрямо называет хозяином. Только сейчас Лань Чжань осознает, сколь многое связывает этих двоих. И как далек от понимания мотивов любимого человека был он сам. Теперь, взирая на прошлое сквозь призму нового знания, Ван Цзи ужасался. И восхищался. И любил Вэй Ина еще сильнее. Убеждаясь вновь и вновь, что поступил правильно в тот день, когда решился, поправ устои и правила, отринув собственный Орден, бросить свою клановую ленту к чужим ногам. Вэнь Нин смотрел понимающе. Слишком понимающе, демоны его забери. Лань Чжань это чувствовал, пусть даже ни разу не взглянул ему в лицо. Призрачный генерал - самое чудовищное творение Старейшины И Лин, просто потому что сложно представить участь ужаснее, чем уготована этому человеку. Сколько мужества требуется, чтобы не сойти с ума и продолжать свое безрадостное существование, когда тело мертво, но душа продолжает чувствовать, болеть, любить и сострадать? А ведь попроси тот хоть раз упокоиться с миром, разве отказал бы ему Вэй Ин? Чудовищно, невероятно, неправильно, что эти мертвые глаза видят больше живых. Во всяком случае сам У Сянь никогда не был столь проницательным. Как может тот, чье сердце уже давно не бьется, быть столь отзывчив? Радоваться, узнав среди юношей из клана Лань своего родственника? С верностью и самоотдачей собаки оберегать товарища и друга. Лань Чжань уже не верил в рабское положение Вэнь Нина - очередная игра на публику заносчивого Старейшины И Лин. Разве так хозяева обращаются со своим безропотным оружием? Лишь прося о молчании, хотя можно приказать. Вэнь Нин всегда был волен сам принимать решения. И он принял, рассказав Лань Чжаню все. Рука Ван Цзи выскользнула из чужих волос и мягко легла на то места, где у него самого пульсировало силой золотое ядро. В этом юном теле, что теперь принадлежало Вэй Ину, золотому ядру еще только предстоит зародиться. В этой жизни у Вэй Ина есть будущее. Есть выбор. И Лань Чжань намеревался предоставить ему еще один путь. Нужно лишь набраться немного мужества. Взглянуть в лицо Призрачного генерала, взять с него пример. И раскрыть пред Вэй Ином все свои тайны. Если вечно бояться ответа "нет", не будет ни малейшего шанса услышать "да". Когда У Сянь вздрагивает, выныривая из темных глубин сна, и осознав свое положение в пространстве едва не сваливается с чужих колен, Лань Чжань смотрит на него уже совсем другими глазами.
Жемчужина четвертая. У Вэй Ина все не как у нормальных людей. И даже для признания в своих чувствах он выбрал самое неподходящее место и самое неподходящее время, еще и кучу свидетелей вовлек. Это было неслыханно, возмутительно, смущающе, но так восхитительно, единственно правильно. Будь все иначе Лань Чжань бы не поверил, иначе это был бы не Вэй Ин. Шелест дождя по крыше не в силах заглушить звонкого уверенного голоса. Взгляд глаза в глаза, открытый и затягивающий, вынимает душу. Вэй Ина не смущает, что его откровения могут услышать - его бы воля, он бы и вовсе кричал. Пусть весь мир узнает, пусть позавидует. Вэй Ина не волнует, насколько горячи его слова - сердце Лань Чжаня, словно воск свечи, так и плавится в их пламени. Невозможно чувствовать себя настолько счастливым. Эмоции так сильны, что даже больно. Лань Чжань слушает завороженно, не в силах произнести ни слова в ответ, теряясь под колкими любопытными взглядами, холодящими спину. Надо ответить. Надо что-то сказать. Нельзя молчать! Но как решиться на глазах у всех? И сам ветер являет милость к несчастному, единым порывом он проносится по храму, слизывая огоньки со свечей и погружая помещение во мрак. Дарит мнимое уединение двум влюбленным. Ван Цзи не упускает свой шанс, подается резко вперед, обрывая поток слов Вэй Ина, обнимает за плечи, прижимает к бешено мечущемуся в груди сердцу, шепчет на ухо дрожащим голосом. Едва слышно, только для него одного. Не в силах сейчас придумать что-то свое, Лань Чжань лишь отрывисто повторяет буквально врезавшиеся в душу слова Вэй Ина. И то, как чутко отзывается любимый на каждую фразу, прикосновение, вздох в шею... кажется, теперь можно и умереть. Но у Вэй Ина свое мнение на этот счет. Вот уж кто о смерти задумываться не желает. Не сейчас. Никогда. И ему веришь. Паре птичек, угодивших в лисьи лапы, никогда не вырваться на волю, но что если птиц в ловушке оказывается втрое больше? А среди пойманных птах еще и обнаруживается столь сомнительный зверек как Вэй У Сянь, способный заболтать противника до смерти. У хитрого золотого лиса просто не было шансов.
Жемчужина пятая. Ни для кого не секрет, что Вэй Ин и скука вещи несовместимые и даже запертый в четырех стенах этот неугомонный человек найдет себе развлечение. Посему оставлять У Сяня одного в дзинши со стороны Лань Ван Цзы было крайне неосмотрительно, не говоря о том, что Лань Чжань и вовсе не горел желанием расставаться с любимым человеком, но выбора ему не оставили. Нынешние гости Облачных Глубин были таковы, что даже у самого Лань Чжаня от приторной сладости их льстивых речей ныли зубы, только хваленая выдержка адепта Гу Су Лань и спасала, Вэй Ин же начисто лишенный такой добродетели точно не стал бы терпеть подобное насилие над собственным слухом и разумом. И вот сейчас, возвращаясь домой, Лань Чжань с дрожью представлял, что его ждет в дзинши... с дрожью предвкушения. Распахивая двери своих покоев, не страдающий отсутствием фантазии и успевший изрядно накрутить себя Ван Цзы был уверен, что готов ко всему, но вид Вэй Ина прилежно сидящего за столом над книгой поразил его до глубины души. Впрочем Лань Чжань тут же себя успокоил - чтиво У Сяня вполне может оказаться одной из тех развратных книжонок, которые приглашенные ученики из дружественных Орденов, несмотря на запреты и наказания, год от года умудряются протаскивать на территорию Облачных Глубин. - Вэй Ин, - решил обозначить свое присутствие Лань Чжань, осознав, что его возвращения не заметили. - Лань Чжань! - Вэй Ин тут же оглянулся, одаривая своей улыбкой. - Как прошел прием гостей? - Предсказуемо. Хорошо, что ты решил не показываться им на глаза. - Ну разумеется, уж я то себя знаю, и ты мне очень подробно их описал. Лань Чжань, а Лань Чжань, а угадай, что я нашел? Ван Цзи озадаченно огляделся вокруг, пытаясь найти ответ на вопрос. На мгновение взгляд задержался на полу, но тайник с "Улыбкой императора" давно уже не был тайной ни для кого. - И что ты нашел? - наконец сдался светлый заклинатель. - Вот смотри, Лань Чжань! Ты только посмотри, что я обнаружил в одной из твоих книг! Вэй Ин застыл перед ним, в своем праведном возмущении красивый как никогда, и обличающе потрясал в вытянутой руке пожелтевшим листочком бумаги испещренным черными линиями. Приняв в руки листок, Ван Цзи всмотрелся в то, что на нем изображено. С рисунка на Лань Чжаня взирал он сам, с неуместным цветком в волосах, такой юный, такой гордый, еще не испытавший ни тоски от расставания, ни счастья от долгожданной встречи, еще не признавшийся себе в своих чувствах, но уже любящий. Конечно же У Сянь, рисуя, совершенно не догадывался о чувствах своего натурщика в тот день, но Лань Чжань то знал... - Подумать только, я был совершенно уверен, что ты его выкинул, - картинно причитал меж тем Вэй Ин. - Ты же упрямо твердил, что рисунок "убожество"! И при этом сохранил его! Только представь, как я удивился! Ай-яй-яй, второй молодой господин Лань, и что же вы скажете в свое оправдание? - Не убожество, - возражает Лань Чжань. - Ах, да, точно, ты выразился несколько иначе - "крайнее убожество". Как я мог забыть? Прости-прости. - Этот рисунок не убожество, - упрямо стоит на своем заклинатель. - Хм? А что же тогда? - Совершенство. - Эм... хм... хах.. На мгновение Вэй Ин потерял дар речи. Смущенно прикрыл глаза, не в силах вынести этот ясный и открытый взгляд золотистых глаз. Чувствуя, как кровь предательски приливает к щекам, а внутренности омывает жарким восторгом. Ведь Лань Чжань действительно верил в то, что говорил. Он вообще не из тех людей, что бросают слова на ветер. И этот немыслимо прекрасный человек принадлежит ему и только ему! Щемящая нежность больно царапнула под ребрами, а от низменного, недостойного порядочного заклинателя, чувства торжества задрожали руки. Вэй Ин счастливо улыбнулся. Окинул затянутую в белые траурные одежды фигуру жадным, собственническим взглядом. Подался вперед, сокращая расстояние до минимума, и промурлыкал в такие желанные сейчас губы: - Ну конечно совершенство! Как может быть иначе? На нем же изображен Лань Чжань! Если Ван Цзи и планировал что-то ответить, ему такого шанса не предоставили.
Жемчужина шестая. Источником вдохновения для части послужил этот арт:
"Схватить, связать и спрятать", - повторял про себя Лань Чжань, рыская между деревьев. Стоило уже запомнить, что оставлять это ходячее бедствие в одиночестве чревато проблемами - и вот результат, стоило Ван Цзи отвлечься, отдавая дань вежливости главе союзного клана, как Вэй Ин исчез. Без следа. Где-то в стороне, судя по выкрикам с угрозами, разыскивал своего не менее беспокойного племянника Цзян Чэн. Логично предположив, что Вэй Ина при таком раскладе там точно нет, Лань Чжань двинулся в противоположном направлении, все дальше отдаляясь от места основной охоты. И не прогадал - пропажа обнаружилась на окраине леса у заброшенной дороги. Возмутительно! В ту пору, когда Лань Чжань от тревоги не находил себе места, Вэй Ин имел наглость спокойно спать. Да еще в такой виде! И не один! Прислонившись спиной к стволу старого дерева, этот негодник склонил голову, щекой прижимаясь к макушке примостившегося на его плече Лань Сы Чжуя, который в свою очередь страстно вцепился в правую руку своего наставника. Левую конечность Вэй Ин уже сам запустил в волосы сладко спящего на его коленях Цзинь Лина. Второе плечо любимого так же было оккупировано - на нем нагло расположился Лань Цзин И. Ревность диким зверем шевельнулась в груди, заворчала, завозилась, царапая когтями ребра изнутри, а после перевернулась на другой бок и снова задремала. Все-таки ни Лань Чжань, ни Вэй Ин не воспринимали этих троих юношей иначе, чем детей. А ревновать к ребенку глупо и недостойно. Приблизившись к спящим, Лань Чжань залюбовался открывшейся картиной. Из У Сяня получился бы прекрасный отец. Не свяжи он свою жизнь с мужчиной. Легкий порыв ветра шевельнул древесную крону, с тихим шелестом на плечи Второго Нефрита посыпались мелкие белые цветочки, источающие сладкий аромат. "Поздновато для цветения липы," - успел подумать Лань Чжань прежде, чем его сморил сон. Он только и успел, что подкорректировать падение, чтобы умоститься на коленях Вэй Ина потеснив наследника клана Цзинь. Когда к композиции присоединился еще и Лань Чжань, группа спящих людей стала представлять собой еще более милое и шокирующее зрелище. К счастью явившийся через час Цзян Чэн, шедший по следу своего племянника, увиденным умиляться не стал: тычками, пинками и руганью приведя всех во вменяемое состояние. А после со злорадством наблюдал, как самозабвенно Цзинь Лин вымещает свою ярость и смущение на виновнице сегодняшнего безобразия - столетней липе, под сенью которой их маленькую охотничью группу угораздило присесть отдохнуть. Дерево это в давние времена выросло на могильнике, вскормленное прахом и кровью, пропитанное темными эманациями оно само стало нечистью, кровожадным чудовищем, что заманивает свою жертву сладким цветочным запахом, усыпляет, а после медленно оплетает корнями и утаскивает под землю, чтобы там насладиться добычей. Когда Цзян Чэн нашел племянника и компанию, липа уже успела на треть оплести своих жертв. Глава Ордена Цзян торжествовал, Цзинь Лин наконец получил стоящий урок, который, быть может, научит его не сбегать в сомнительной компании и в неизвестном направлении даже без собаки. На других спасенных Цзян Чэн старался не смотреть, уж очень выразительными были у них моськи - бесили неимоверно. Лица Сы Чжуя и Цзин И меж тем попеременно выражали то праведный гнев (Вот же коварное дерево!), то благодарность (Если бы не глава Ордена Цзян, мы бы...), то укоризну (Учитель Вэй, ну сколько можно уже ржать?!). А Вэй Ина и вправду от смеха уже не держали ноги, если бы он не цеплялся за рукав Лань Чжаня, то давно бы некультурно катался по земле. У Сянь ничего не мог с собой поделать. Стоило взгляду упасть на любого участника действа, как его скручивало по новой. Лань Чжань же стоял гранитной скалой, являя собой надежную опору, этакий незыблемый оплот благочестия и достоинства, взгляд спокойный и безмятежный, направленный в никуда, как у достигшего просветления монаха видящего то, что недоступно простым смертным. Хотя на деле ему было едва ли не веселее чем Вэй Ину. - Вэй Ин, заткнись уже, а иначе, клянусь, я тебя ударю, и Ван Цзи меня не остановит! - не выдержал наконец Цзян Чэн. - Между прочим, это ты виноват! Зачем ты увел детей с места основной охоты? - Это кто еще кого увел, - возмутился обвиняемый. - Разве это я попытался незаметно улизнуть в поисках добычи покрупнее? Ну так мы ее и нашли. Да и со своей миссией наставника я прекрасно справился, все живы и даже невредимы. Какие могут быть еще претензии? - Ха! - не мог промолчать Цзинь Лин, продолжавший монотонно тюкать мечом липу. Сходство с простым лесорубом из соседней деревни он сейчас являл изумительное! Если бы из ствола дерева при каждом ударе не сочилась густая бордовая жидкость, подозрительно похожая на кровь... - А тебе то уж точно не на что жаловаться! - обиженно ткнул в него пальцем Вэй Ин. - Кто из твоих знакомых может похвастаться таким трофеем как дерево мертвецов? Цзинь Лин призадумался, попутно отсекая тянущиеся к нему агрессивно настроенные ветки. А ведь и вправду, этот реликтовый вид нечисти уже пару веков никто не встречал. Юноша предвкушающе улыбнулся, представляя, как перекосит этих самодовольных идиотов из клана Цзинь, когда он продемонстрирует им свой трофей. Мечтательное лицо племянника стало последней каплей в чаше терпения Цзян Чэна: - Зря радуешься! Ни в какую Башню Кои ты не поедешь и хвастаться ни перед кем не будешь. Во всяком случае не раньше, чем через год. Тебя ждет обучение в Облачных Глубинах. - Дядя! - возмутился Цзинь Лин, с ужасом представляя свои унылые вечера за очередным переписыванием правил Ордена в качестве наказания (слушая откровения Сы Чжуя и Цзин И, принимая во внимание собственный нелегкий характер, юноша сейчас не питал никаких надежд по поводу своего нерадостного будущего), но его крик потонул в оглушительном треске падающего дерева. Забыв обо всем, детвора радостно заметалась вокруг поверженной нечисти. - Я уже уладил все бумажные вопросы, - возвращает с небес на землю безжалостный Цзян Чэн. - Может хоть там тебя научат дисциплине. Вэй Ин скорчил скептическую моську, являя собой наглядный пример того, кого обучение в Гу Су Лань ровным счетом ничему не научило. Лань Чжань, также преисполненный сомнений, устремил бесстрастный взор к горизонту. Понаблюдав эту пантомиму, Цзян Чэн злобно выругался и стремительно скрылся меж деревьев, бросив напоследок племяннику: - И только попробуй вылететь из Облачных Глубин раньше, чем закончится положенный год! Точно ноги переломаю. Цзинь Лин громко фыркнул, но при этом пользуясь тем, что дядя не видит, обменивался какими-то странными жестами с Цзин И и Сы Чжуем. И расстроенным он уже не выглядел. Вэй Ин просиял, пряча предвкушающую улыбку в плече Лань Чжаня. Похоже для Облачных Глубин в целом и почтенного учителя Лань Ци Жэня в частности наступают непростые времена.
Жемчужина седьмая. - Гав! Этот звук, раздавшийся буквально в двух шагах, стал неожиданностью даже для Лань Чжаня, что уж говорить о Вэй Ине, проворной кошкой взлетевшим на дерево при первых же ненавистных звуках. Ванцзи тяжело вздохнул: было немного жаль, что сегодня ближайшим источником спасения оказалось именно дерево. Обычно те же функции доставались самому Лань Чжаню. Но откуда собака в Облачных Глубинах? Внимательно оглядевшись вокруг, заклинатель не обнаружил и следа животного. Зато нашлись три юных адепта с застывшими на лицах подозрительно виноватыми выражениями. Двое в траурно-белом, один в жизнерадостно-золотом. Лань Сычжуй, Лань Цзинъи и Цзинь Лин. Неразлучная компания с некоторых пор. И судя по стискиваемым в жарких объятиях корзинкам с морковью и яблоками, юноши не праздно шатались по Облачным Глубинам, а помогали по хозяйству. Лань Чжань перевел взгляд на возвышающуюся вдали величественную скалу, испещренную иероглифами. Он точно помнил, что на Стене Послушания нет правила, запрещающего адептам дружественных орденов гавкать на территории Облачных Глубин. Впрочем, при желании, можно данный инцидент подвести под нарушение ряда других правил. Но надо ли? Упрямый обиженный взгляд из древесной кроны тревожил. Похоже осознав, что его нагло обманули, Вэй Ин вознамерился поступить как истинный кот, то есть всем своим видом демонстрировал, что снять его с насиженного места можно лишь выкопав данное дерево. Именно выкопав, поскольку рубить живые деревья на территории Облачных Глубин запрещено. Обреченно вздохнув, Второй Нефрит оглядел строгим взглядом притихшую молодежь: - Вы понимаете, что подобное поведение непростительно? - Да, Ханьгуан-цзюнь... - Что нарушили правила ордена? - Да, Ханьгуан-цзюнь... - И должны понести наказание? - Да, Ханьгуан-цзюнь... - Однако, - продолжил Лань Ванцзи, с интересом наблюдая, как понуренные было головы вновь вскидываются, а глаза учеников наполняются надеждой. - Если сумеете исправить, что натворили, я сочту, что нарушения правил не было. - Да, Ханьгуан-цзюнь! Юноши воспряли духом. Подумаешь, всего-то надо уговорить Вэй Усяня спуститься на землю! Что может быть проще? - Учитель Вэй? Вы собираетесь слезать? - начал на пробу Лань Сычжуй. - Нет! - предсказуемый ответ. - А если мы скажем «пожалуйста»? - подключается к уговорам Цзинъи. - Нет. - Пожалуйста-пожалуйста? - Нет. И нет. - А хотите мы вам за это конфетку дадим? - А? - Вэй Ин аж опешил от такого бредового предложения. Хотя... раз уж великий темный заклинатель вел себя сейчас как ребенок, то стоит ли удивляться, что юноши и методы сманивания его с дерева выбрали детские? - Хах, нет! - А две? - Вы смеетесь, что ли? Нет! - Это острые конфетки. - Н-да? - с легким сомнением в голосе. - Врешь ты все, не делают такие конфеты в Гусу. - Зато в Юньмэне очень даже! - взвился помалкивавший до этого Цзинь Лин, по сути единственный, кто был виноват в данной ситуации. - И вообще адептам клана Лань запрещено лгать! Тебе ли этого не знать! - М-м-м, и все равно нет. - Ах, так! Разъяренный юноша швырнул свою корзинку на землю, безжалостно рассыпав ее содержимое, резко подхватил из-под ног одно из крупных красных яблок и, недолго думая, метнул его. Щедро напитанный духовной силой фрукт быстрее стрелы с тетивы устремился к цели и метко впечатался бы Вэй Ину прямо в лоб, не увернись тот в последний момент. Показав благодарным зрителям язык, Вэй Ин выдал неожиданно громкое "Мяу!" А потом вполне ожидаемо взвыл, да так, что Лань Чжань с трудом удержал себя от порыва и в самом деле рвануть на помощь: - Лань Чжань, меня обижают, спаси меня! Лань Ванцзи! Ханьгуан-цзюнь! Гэгэ! Следующий запущенный Цзинь Лином предмет Вэй Ин ловко поймал. Предмет мелодично звякнул. Усянь испуганно замер, глаза неверяще расширились. - Цзинь Лин? - резко осипшим голосом вопросил он, но юноши в золотом уже и след простыл. Только хлестнул по воздуху длинный хвост, не поспевая за своим хозяином. - Эй! Цзинь Лин! Стой! Подожди! - слетел с дерева Вэй Ин столь же ловко, как и забирался. И тут же рванул в погоню за своим племянником, быстро исчезнув за поворотом. На поляне воцарилась напряженная тишина. - Ну что же, - начал Лань Ванцзи, приводя в чувство замерших в растерянности Цзинъи и Сычжуя, - задача выполнена. Все свободны. И ушел. В противоположном направлении от того, куда скрылись Вэй Ин и Цзинь Лин. Дяде и племяннику явно есть, о чем поговорить. И свидетели им совершенно ни к чему. Этот мелодичный перезвон Лань Чжаню был знаком до боли. Ясный и чистый, царапающий душу, тревожащий сердце, пленительно-манящий, от которого бежишь без оглядки. Серебряный колокольчик Юньмэн Цзян.
Жемчужина восьмая. Вэй Ин вернулся только через три часа, помятый, растрепанный, в нелепом венке из разномастных цветов, и с завернутыми в рисовую бумагу парой пирогов в руках. В таком непотребном виде он мог явиться только из одного места - женской половины Облачных Глубин, куда вообще-то без особого разрешения главы ордена мужчинам путь был заказан. Что не мешало Вэй Ину, оголодавшему на постной пище Гусу Лань, уже трижды сбегать туда, чтобы разжиться чем-нибудь мясным у прекрасной половины человечества, по определению более доброй и склонной вестись на его сладкие речи и несчастные глаза. А столь растрепанный вид имел, потому что даже доброта имеет свою цену. Но ничего непотребного! Добровольной няньке для детишек женщины были рады всегда, щедро одаривая сей нелегкий труд. Лань Чжаню никогда не забыть представшую однажды его взору картину, на которой ретивая "лошадка" Вэй Ин, со звонким ржанием катала по поляне весело хохочущую детвору в белых одеждах клана Лань. - Ты опять ходил на закрытую территорию без разрешения? - в жалкой попытке быть строгим проговорил Лань Ванцзи. - С разрешением! - искренне возмутился Вэй Ин, сгружая в руки Лань Чжаня оба пирога. - Мгм? - с сомнением. - Ну, вообще-то я собирался, как обычно, пробраться туда тайком, но по пути встретил Цзэу-цзюня... Так что в этот раз разрешение у меня было! - Что ты вообще там забыл? - Вот. Вэй Ин вытащил из-за пазухи моток ярко-красных ниток, несколько бордовых бусин и прочую швейную мелочь и гордо разложил все это на столе. Вопросов только прибавилось. - И... Зачем? - Сделать кисточку! И на свет был торжественно извлечен еще один предмет, откликнувшийся мелодичным звоном. - Представляешь, Цзян Чэн прислал мне колокольчик! - Вэй Ин прямо лучился от радости. - Более того это была идея Цзинь Лина! Ты ведь понимаешь, что это значит? Понимаешь, Лань Чжань? Они меня простили! Мой родной орден... теперь мне там снова рады! Ну конечно Лань Чжань все прекрасно понимал, хотя признаться Цзинь Лин выбрал довольно оригинальный способ преподнести эту новость. - Ты сам собираешься делать кисточку? - тихо поинтересовался он у сосредоточенно возящегося у стола Вэй Ина. Видеть шебутного темного за работой, такого непривычно серьезного, молчаливого, с горящими азартом глазами, то и дело отфыркивающегося от падающих на лицо непослушных прядей, было отдельным видом удовольствия. - Ну естественно! - промурлыкал довольно Вэй Ин. - А что в этом такого удивительного? - Просто неожиданно. Для тебя. - Для такого легкомысленного и неусидчивого человека, как я? Ты это хотел сказать? Ах, Лань Чжань, да нечему тут удивляться! Просто меня в Юньмэне частенько наказывали за плохое поведение, а мадам Юй в большинстве случаев придерживалась мнения, что даже наказание должно приносить пользу ордену. Ну и вот… После третьего десятка кисточек приобретаешь некоторый опыт... На кухню то меня с некоторых пор не пускали... И Лань Чжань даже догадывался почему. Молодежь до сих поминает Вэй Ину ту рисовую кашку, которой он накормил пострадавших от трупного яда в городе И. Ловкие пальцы сноровисто сплетали из нитей шнурок, вывязывали узел, потом набирали кисточку, закрепляя ее бусиной. Вэй Ин и в самом деле прекрасно знал, что делать. Готовое украшение тут же было подвешено на положенное ему место. - Лань Чжань, смотри, смотри же на меня! Как я тебе? - не преминул покрасоваться Вэй Ин, крутясь и пританцовывая так, чтобы колокольчик не замолкал ни на секунду. - Мгм. Ты выглядишь... правильно. Да, именно так - Вэй Ин с юньмэнским колокольчиком на поясе выглядел правильно. Лань Чжань знал, что Юньмэн навсегда останется в сердце Вэй Усяня. С его отраженными водой рассветами и закатами, запахом речного ила и тонким ароматом цветущих лотосов, с его обжигающе острым супом и охотой на бестолковых крикливых фазанов, со всеми этими теплыми с привкусом горечи и пепла воспоминаниями. А клан Цзян навсегда останется его семьей. И то, что Цзян Чэн и Цзинь Лин нашли в себе силы отпустить прошлое и принять своего бедового родственника тоже было... правильно. - Что? Вэй Ин недоуменно оглянулся, явно не ожидая в свой адрес столь странный комплимент. Но мгновением позже осознал, какой смысл вложил в свои слова Лань Чжань. - Ах, Лань Чжань и в самом деле так хорошо меня знает, - засмеялся Вэй Ин, повисая на шее светлого заклинателя. - Ты прекрасен, ты знаешь? Лучшее, что случалось в моей жизни. И Ванцзи потерялся, не зная, что на это ответить. - Лань Чжань, Лань-гэгэ, а ведь лотосы сейчас в самом цвету... Как ты смотришь на то, чтобы вместе со мной слетать на пару дней в Юньмэн? - Обязательно.
Жемчужина девятая. Порой Лань Чжаню казалось, что он спит и видит сон, такой сладкий, такой желанный, невероятный, где Вэй Ин вернулся из небытия, вернулся и не оттолкнул, принял, откликнулся, опалил жаром ответных чувств. Этот сон наполнен звонким смехом, игривым мурлыкающим голосом, множеством ненужных слов, привкусом острых специй на чужих губах и шелковой нежностью узорчатой белой ленты, мягко обнимающей тонкие запястья. В этом сне их двое. Двое, что могут всегда быть вместе, могут любить и быть любимыми, могут сгорать в огне страсти, обращаться пеплом, возрождаясь вновь и вновь, словно священный феникс. В этом сне у них есть будущее. Рассвет ослепляет холодом, тишина и покой Облачных Глубин тяжким грузом ложатся на плечи, привычный щебет птиц, радующихся новому дню, царапает сердце - вот оно пробуждение, очередное возвращение в мир, где он по-прежнему один, продрогший, усталый. Череда привычных утренних действий - Лань Ванцзи выполняет их, не задумываясь, в том порядке, который приписывают правила. Умыться прохладной водой, степенно облачиться в белые одежды, расправить едва заметные складки, потянуться за гребнем и натолкнуться взглядом на подставку для меча. Вздрогнуть всем телом от осознания. Бичэнь, разумеется, лежал на своем месте такой же, как и всегда, льдисто-строгий, идеальный, да и кто посмел бы покуситься на собственность Второго Нефрита клана Лань? Однако то, как меч был расположен на стойке... Лань Ванцзи никогда не позволил бы себе так обращаться с благородным оружием! Сдвинутый в сторону со своего законного места, небрежно завалившийся на бок, когда чья-то неаккуратная рука потеснила его, пристраивая рядом собственное оружие. Лань Чжань резко выдохнул - этот меч он узнал бы из тысячи тысяч. Суйбянь лукаво блеснул угловатой гардой в ответ, нежно обнимая ярко-красной кисточкой рукоять Бичэня. Взгляд Ванцзи метнулся к гуциню, под лакированным боком которого, в самой тени, скромно примостилась черная флейта с алыми кистями. Не сон! Вэй Ин спал, когда Лань Чжань склонился к нему, чтобы мягко коснуться губами щеки. Но почуявший присутствие Усянь ловко извернулся, ловя поцелуй губами, приоткрыл глаза, промурлыкал сонно что-то неразборчивое. Но заметив в руках Лань Чжаня гребень, тут же взбодрился, резко подскочил на постели и требовательно протянул руку к вожделенному предмету. - Лань Чжань, дай! Ну же, гэгэ, позволь мне позаботиться о тебе. Ванцзи привычно не нашел себе сил воспротивится. Он не переставал удивляться Вэй Ину. Насколько небрежно этот неугомонный человек относился к собственным волосам, настолько же обожал возиться с волосами Лань Чжаня, ласково и невесомо перебирал пряди, прочесывал десятки раз каждую, громко восторгался этаким сокровищем и иногда, увлекшись, зарывался в черный шелк лицом, шумно втягивая в себя их терпкий сандаловый аромат. Однажды узревший это безобразие брат сравнил Вэй Ина с кошкой, вылизывающей котенка, что Ванцзи безумно понравилось. Но, увы, просыпался Вэй Усянь обычно гораздо позже возлюбленного. Сегодня, по уверениям темного, ему несказанно повезло, хотя Ванцзы бы поспорил, кому и в самом деле в такие моменты улыбалась удача. Лань Чжань сидел и тихо млел, стоило бы поторопить Вэй Ина, чтобы не опоздать на урок, но сил прервать ласковые движения не находил. Да и, судя по ощущениям, возлюбленный уже и сам наигрался, принявшись сооружать из его волос привычную прическу. Тихий деликатный стук возвестил о появлении гостей. Полураздетый растрепанный со сна Вэй Ин к приему посторонних явно не был готов, так что открывать отправился сам Лань Чжань. За порогом цзинши обнаружился брат. Привычно улыбнувшись, Лань Сичэнь первым делом подозрительно покосился на волосы Ванцзи, и только после этого заговорил: - Ванцзи, доброе утро. Прости, что отрываю тебя от дел. Я собирался сообщить об этом еще вчера, но, к сожалению, не успел освободиться до отбоя. - Брат? – в голосе Лань Чжаня отчетливо прозвучала тревога. - О, не стоит переживать, - поспешил успокоить Лань Сичэнь, - просто в расписание твоих занятий с адептами на сегодня внесены изменения. - Какие изменения? Почему? – слова Сичэня только еще больше взволновали Лань Ванцзи, перемены в привычном укладе Облачных Глубин всегда являлись следствием чего-то нехорошего. - Лань Чжань, успокойся! Я лишь хочу сообщить, что у меня выдалось свободное время, отчего я сам собираюсь сегодня провести уроки у молодежи. - Брат, ты уверен? - Конечно, хоть отдохну немного от дел ордена. - Мгм... спасибо. Все это выглядело довольно подозрительно и неправдоподобно, но сейчас были проблемы более насущные. Так что едва старший брат покинул покои, Лань Чжань тут же устремился к зеркалу. Взгляды Сичэня навели на нехорошую мысль, что творческая натура Вэй Ина в очередной раз проявила себя, и с прической все же что-то не так. И оказался прав. Да, волосы Лань Ванцзы были идеально расчесаны и собраны в привычный аккуратный пучок на затылке, но ко всему прочему оказались украшены крупным розовым пионом. Где только Вэй Ин его прятал? Ни следа увядания или помятости. На плечи легли родные руки, огладили, оставляя после себя медленно гаснущий теплый след, шею обдало влажным дыханием, а прикосновение губ и вовсе обожгло. - Мне не о чем больше мечтать, - прошептал на ухо Вэй Ин, сквозь зеркальную гладь ловя взгляд Лань Чжаня. Так значит с языком цветов этот негодник все-таки знаком. Сейчас во всяком случае. - Разве что... – добавил Вэй Ин лукаво, вытягивая из волос цветок и опуская его Лань Чжаню в ладонь. - Хочешь? - Хочу! О да, Лань Чжань хотел. И счастливую свадьбу хотел, и полную радостей жизнь, чтобы не о чем было больше мечтать. Он жаждал всего, что обещал ему этот пион, стойкий гордый цветок с нежными махровыми лепестками, всего, что предлагал ему Вэй Ин, совсем не романтик, но ради Лань Чжаня готовый идти на безумства. И в прошлой жизни, когда осыпал Ванцзи цветами и дарил кроликов, и в этой, когда девять часов к ряду измывался над бедными Сычжуем, Цзинъи и Лань Сичэнем, вытрясая из них душу вместе со скудными познаниями на любовном поприще, почерпнутыми из книг. Ну, что поделать? Кто-то же должен был сделать первый шаг к долгой и счастливой семейной жизни.
Много ли человеку нужно для счастья? Одним подавай все сокровища мира, другим достаточно, чтобы кто-то близкий и родной просто произнес "Я рядом", третьи же... третьи же, подобно Лань Ванцзи, бояться поверить в свое счастье, сколько бы белых жемчужин - светлых воспоминаний - не нанизывалось на ожерелье жизни. Лишь когда на алой ткани распахивает свои крылья золотой феникс и, увитый белой лентой, сливается в страстных объятиях с драконом, только тогда Лань Чжань отваживается, наконец, поверить в свое незыблемое счастье и перестает считать.
Примечания: Пион на языке цветов означает счастливую свадьбу, веселую жизнь. Он говорит: «Мне не о чем больше мечтать». Но также пион - сострадание, хвастовство. «Твоя гордость невыносима!»
Традиционно молодожены в Китае облачены в красные одежды. Наряд невесты украшают фениксы, жениха - драконы. Феникс и дракон вместе являют собой самый гармоничный и плодотворный семейный союз.
Буду ненавидеть, если смогу, а не смогу, буду любить против воли... (с)
Название:Я назову его Сумо. Автор и бета:Снежная Ная. Фандом: Detroit: Become Human Персонажи: Хэнк, Коннор, Сумо. Жанр: ангст. Предупреждения: возможно кто-то может усмотреть слеш. Размер: мини, а может драббл. Рейтинг: G. Статус:закончен. Дисклеймер: не претендую. Размещение: Только с моего разрешения. Описание: Сумо ушел тихо...
Сумо ушел тихо. Просто однажды вечером привычно заснул на своем коврике в углу и не проснулся наутро. Завидная участь, если подумать - было время, когда Хэнк мечтал о таком простом итоге своей жизни. Было время... Сердце сжимают невидимые жесткие руки, на плечи наваливается тяжесть, подламывая колени. Дрожащие пальцы сами собой зарываются в густую шерсть, зачем-то стягивают ошейник, мягко касаются седой морды и замирают на ушах. Таких непривычно холодных. Между передних собачьих лап покоится любимый полосатый мячик Сумо, и от этой мелочи вдруг становится особенно горько. Вот и ушло из жизни Хэнка последнее напоминание о сыне. Самое верное, самое навязчивое. Но слез нет, вся соленая влага выплакана уже давным-давно, вся она осталась там, где среди гранитных плит, укрытый жухлыми цветами, спит в земле его сын. Ни одной слезы не находится для друга, что долгие годы преданно заглядывал в глаза, скупо вилял хвостом при встрече, согревал ночами теплым боком и прятался поутру от Хэнка, на чем свет стоит костерившего глупую псину, в очередной раз зашерстившую всю его постель. В очередной раз отогнавшую кошмарный сон. И все же... все же в этот раз Хэнк был готов к потере. Сложно не заметить насколько сдал пес за последний год. Все степеннее и тяжелее шаг, все короче прогулки, нет больше погонь за кошками, и игры с птицами отошли на второй план, даже излюбленные купания в грязи позабыты. Лишь хвостом продолжал Сумо вилять столь же охотно. Да, Хэнк был готов к очередной потере. К чему он совершенно оказался не готов, так это к выражению всепоглощающего ужаса на лице Коннора. Похоже андроид впервые в полной мере осознал насколько смертны те, кто его окружают. На собаку он не смотрел, не сводя горячечного взгляда с самого Хэнка. Вот же дурак, а еще считает себя детективом, способным спрогнозировать все на свете, и как только умудрился настолько привязаться к человеку? Механизму столь хрупкому и недолговечному, что просто смешно в наш то прогрессивный век. Как недальновидно. Но что может Хэнк поделать? Только выпустить из рук мертвую собаку, уже не способную оценить ласковых прикосновений обычно грубого хозяина, и притянуть в объятия того, кому это сейчас действительно нужно. Коннор падает к чужим ногам охотно, утыкается лбом в плечо, вцепляется в рубашку так, что ткань подозрительно трещит под сильными пальцами. Дурак. Просто идиот. Ничуть не лучше этого слишком глупого в своей преданности пса, тоже не выносившего одиночества. *** Хэнк совершенно не понимает этой новой моды на механических питомцев. Зачем нужны машины, когда можно завести живое существо, настоящую собаку? Лишить себя возможности наблюдать, как звонкий нескладный щенок превращается во взрослого, красивого, возможно бестолкового пса, но со своим уникальным характером, привычками и любимыми вещами, что будет махать хвостом не согласно заложенной в него программе, а потому что действительно рад видеть тебя, такого в стельку пьяного, прокуренного, в дырявых носках и в очередной раз забывшего купить корма в магазине. И тем не менее Хэнк сейчас ведет на поводке именно такую передовую игрушку-робота. Тоже сенбернара, но гораздо светлее окрасом, не такого массивного, да и ростом поменьше. Ну и правильно, не стоит забывать, что это существо вовсе не Сумо. Даже если носит его ошейник. Проклятая подделка! Но, черт возьми, если однажды эта груда железа, проводов и меха поможет одному впечатлительному андроиду удержаться в этом мире подольше, то так тому и быть. *** Коннор молчит долго, лишь глядит как никогда пронзительно, понимающе, всю душу, гад, перетряхивает, выцарапывает на всеобщее обозрение. А после тихо опускается на колени перед псом, проводит мягко ладонью по широкому лбу и глухо произносит: - Я назову его Сумо. И мир Хэнка рушится.
Буду ненавидеть, если смогу, а не смогу, буду любить против воли... (с)
Во всей этой ситуации после купания в бочке самым трогательным для меня оказался момент, когда Ванцзи сжимал в руках свою ленту. Ленту, которая никому не нужна...
Буду ненавидеть, если смогу, а не смогу, буду любить против воли... (с)
Лань Сичэнь в новых переведенных главах порадовал.
Храм Гуаньинь. Цзян Чэн рычит, ругается, в какой-то момент тянется к Вэй Ину, за что закономерно получает от Ванцзи. Да так, что рана на груди снова начинает кровить.
Сичэнь: "Глава ордена Цзян, вам нельзя излишне волноваться. Еще пара таких криков - и ваше состояние ухудшится."
А продолжение "И ухудшит его мой брат" - Сичэнь вежливо умалчивает)
Буду ненавидеть, если смогу, а не смогу, буду любить против воли... (с)
А ведь мне однажды снился такой тигр) Правда окраса немного другого (черного в синюю полосу), но зато он улыбался. Это нереальное ощущение - видеть по-доброму улыбающегося тигра. К тому же он дал себя погладить.
Из "Хазарского словаря" Шаруккина: "Нет одинаковых ночей в Хазарии. Они все различаются по длине, по весу и по населенности. В пустых и безлюдных ночах нет ни сновидений, ни звуков, ни запахов. Там царит полный мрак. Там тяжело. В такие ночи любит заходить голубой тигр с крылышками на спине. Этот тигр утешает спящих, беседует с мэками - хранителями сновидений, предсказывает рождение счастливых снов и улыбается тем, кого любит. От улыбки этого тигра даже самый длинный, тяжелый и безлюдный сон кажется легким и теплым."
Буду ненавидеть, если смогу, а не смогу, буду любить против воли... (с)
Вы только оцените это расстояние. А теперь вопрос: Су Ше настолько косорукий, что умудрился промахнуться мимо черепахи и попасть в Вэй Ина, или настолько подлый, типа "а пущу-ка я ему кровь, чтобы обезумевший от запаха крови монстр уж точно не отвлекся на меня, пока буду убегать".
Буду ненавидеть, если смогу, а не смогу, буду любить против воли... (с)
Каждое действие Вэй Ина царапает сердце, выворачивает душу. Понял ли сам Вэй Ин насколько важной для Лань Чжаня оказалась его мимолетная помощь на пиру в Башне Кои? Казалось бы такая мелочь выпить вино вместо замершего в нерешительности Лань Ванцзи, но... от какого сложного выбора это избавило Лань Чжаня: нарушить одно из правил своего сурового ордена из-за чужой прихоти или оскорбить хозяев вечера своим якобы пренебрежением. Вэй Ин, ты спас его тогда, ты знаешь? Да ничего ты не знаешь!
И невольно вспоминается, как сам Вэй Ин постоянно предлагал вина Лань Чжаню, и никогда не пытался заставить. "Не хочешь - не надо. Но знай, в следующий раз я предложу снова! Так что будь готов!" Стоит ли осуждать Лань Чжаня, не нашедшего в себе сил отказаться в очередной раз, когда много лет спустя, уже после своего перерождения, Вэй Ин предложил ему выпить вина вновь?
Буду ненавидеть, если смогу, а не смогу, буду любить против воли... (с)
Сходила погулять с собакой, заодно вынесла мусор. Возле мусорки обнаружилась выброшенная кем-то елка... Ну да, весна ж на дворе уже, самое время, наконец, убрать новогоднюю елку....
Буду ненавидеть, если смогу, а не смогу, буду любить против воли... (с)
Почему никто не обратил внимания на эпизод, в котором Вэй Ин получал наказание будучи повторно пойманным ночью на стене с кувшинами вина? Вэй Ин тогда дерзил, насмехался и все твердил что "не покорится". И сколь резко он изменил свое решение, стоило ему понять, что Лань Ванцзи намерен подвергнуть наказанию и себя тоже. Из-за него, из-за Вэй Ина. "Я покорюсь!" - выкрикивал он, но Ванцзи уже было не остановить. Характер Вэй Ина продемонстрирован здесь во всей красе. Характер человека, для которого собственная боль ничто перед болью близких ему людей.
Буду ненавидеть, если смогу, а не смогу, буду любить против воли... (с)
А ведь при первой встрече Лань Ванцзи не узнал перерожденного Вэй Ина и прошел мимо, наверное, ему было жутко позднее осознать этот факт. Но! Тем не менее Лань Чжань спас неизвестного ему человека, не смотря на приверженность того к темному пути, потому что тьма не есть зло, потому что этот темный помог юношам Лань, потому что так было правильно. Лань Чжань спас Вэй Ина, даже не зная, кому помогает. Это восхитительно.